Мартин, епископ Турский — святой всех времен

25 октября – день памяти святого Мартина Милостивого, епископа Турского (316-397 гг.).

… когда весть о египетском монашестве все еще распространялась по Западу, на Западе появилось свое собственное чудо аскетизма – святитель Мартин Турский. Еще до его смерти в 397 году рукопись о нем “Житие” распространялась по Галлии, Испании, Италии и повсюду на Западе, представляя его как подвижника и чудотворца, ничуть не уступающего Отцам-пустынникам Востока. С того времени на Западе появились собственные примеры подвижничества, чтобы вдохновить своих людей, а также писатели, способные составить жития, которые до наших дней остаются главными первоначальными источниками истинного Православия Запада.
(Прп. Серафим Роуз. » VITA PATRUM. Пролог православных святых Запада»)

Эта “загадка” остается нерешенной современными учеными, но как прост на нее ответ для человека, чей разум не замутнен современными предрассудками насчет того, что “возможно” и что “невозможно”. Сулпиций и по собственному опыту, и, по словам свидетелей, которых он знал и которым доверял, утвердился, что чудеса святителя Мартина были подлинными, и он писал об этих “ошеломляющих чудесах” только потому, что они были подлинными. Сам Сулпиций пишет в заключении к “Житию”: “Я чист перед моей собственной совестью в том, что мотивами для моих писаний были достоверность фактов и любовь ко Христу и что я только записал то, что хорошо известно, сказал только то, что истинно”.
Нам, тем, кто даже в сии поздние упадочнические времена знал архиепископа Иоанна (Максимовича, † 1966), Чудотворца, во многих отношениях схожего со святителем Мартином, нетрудно поверить словам Сулпиция. Для нашего собственного православного христианского опыта они звучат правдиво. Только те, кто на практике не испытал силы Христианства, находят, что “Житие святителя Мартина” – “загадка”. Для христианского понимания совершенно естественно, что добродетель человека, целиком посвятившего себя Господу и уже на земле живущего жизнию ангела, выражается в проявлениях, изумляющих тех, кто мыслит более по земному, будь это проявление потусторонней незлобивости и кротости или совершенные чудеса. Само слово “virtus” по латыни обозначает и “добродетель”, и “силу”; в житиях святых оно часто значит “чудесная сила”, а переводится зачастую просто “чудеса”.
(Прп. Серафим Роуз. » VITA PATRUM. Пролог православных святых Запада»)

Святой Мартин родился в Паннонии, римской провинции в Центральной Европе. С детства его вдохновляли мысли о монашестве и поражал пример святого Антония Великого, жизнь которого была известна и в тогдашней Европе. Но семья Мартина была нехристианской, и его родители не желали и слышать о каком-то странном для них монашестве. Они настояли на том, чтобы будущий святой стал воином, что, по их мнению, могло обеспечить его жизнь до старости. Мартин дослужился до военачальника, но всё так же продолжал думать об уединённой жизни отшельника.

Ещё Николай Сербский замечал, что в мире множество людей находится не на своём месте. Король часто выглядит как слуга, слуга – как король. Мартин, например, был военачальником, походившим на монаха. Святой Николай говорил, что Господь намеренно делает так, чтобы каждый смог возрасти в лучших для него условиях и потрудиться ради того, чтобы умножать красоту соприродным ему способом.

Так и святой Мартин в конце концов оставляет армию и уходит в ближайший монастырь Лигуже (Ligugé), близ Пуатье, где всем сразу становится видна высота его жизни. К его советам начинают прислушиваться. Мартин принёс в обитель традиции восточного монашества, которое тогда расцветало в Египетской пустыне и славилось десятками имён удивительных старцев и подвижников.

San Martín de Tours

Как и многие другие подвижники, святой Мартин всеми силами избегал священного сана, но его обманным путём вызвали в город Тур, якобы помолиться там о некой больной, и там рукоположили в епископа.

Нужно представлять себе средневековые пути сообщения, когда по пересечённой местности человек проходил не больше 15 километров в день, чтобы оценить самоотверженность святого, который тотчас отправился в путь, чтобы помолиться о неизвестной ему девушке.

Но таковы сердца святых – в них восстанавливается родственность по отношению к человечеству, и они не могут чувствовать себя спокойно, пока другому больно.

Люди спрашивают – что такое любовь? А она всегда выражается в действии, когда кто-то светлый все силы отдаёт на то, чтобы радость пришла в жизнь другого, даже незнакомого ему человека…

Став епископом в городе Туре, Мартин почти тотчас же основывает знаменитую обитель в Мармутье (Marmoutier)¹, куда снова приносит идею и правила восточного аскетизма, примером чего ему послужили Антоний Великий и египетские подвижники. В Мармутье правилами были стремление к безмолвию, простая одежда, общность имущества и послушание, которое понималось не как дисциплинарное подчинение (что будет характерно для более позднего европейскому устава Венедикта Нурсийского), но как вслушивание в красоту Духа Святого в наставнике, и подражание этой увиденной красоте неба на лице другого человека. Особое внимание в Мармутье уделялось молитве и изучению Писания.

Григорий страдал от физической слабости, поскольку совсем не заботился о бренной плоти, но каждый раз, когда болезнь слишком жестоко терзала его тело, истощенное суровым аскетическим образом жизни, он обращался к помощи своего дорогого Мартина и получал немедленное исцеление, и случалось это весьма часто. Когда это случалось в каких-то обстоятельствах, об этом он рассказывал в интересной для читателя форме в своей истории о чудесах святителя Мартина. Как человек смиренный и осторожный, он обыкновенно начинал лечиться средствами обычной медицины, но чем больше к ним прибегал, считая себя в смирении своем недостойным получить чудесное облегчение, тем больше собиралась для него сила небесной благодати как единственное средство лечения. Однажды, исцелившись от боли в висках при обыкновенной помощи святителя Мартина, он позднее задумал, подталкиваемый искусителем, успокоить возбуждение в висках кровопусканием. Когда про себя раздумывал об этом, то почувствовал, что сосуды в обоих висках начали пульсировать со страшной силой, боль вновь вернулась к нему, удесятеренная, и он, встревожившись, поспешил к базилике, где сначала попросил прошения за свои мысли, а потом приложился головой к покрову святой гробницы – и ушел оттуда исцеленный.
(Житие святителя Григория Турского 539–594. Аббат Одо. Из книги Vita Patrum : Житие отцов, составленное святителем Григорием Турским. Предисловие отца Серафима (Роуза) / пер. с латин. и фр. яз. на англ. осуществлен о. Серафимом (Роузом) и Полом Бартлетом)

Для исцеления болящих Григорий делал многие вещи, рассказ о которых занял бы здесь слишком много места, однако считал, что слава исцелений принадлежит святым, мощи которых он носил при себе, и старался, чтобы ему в заслугу это не ставили. Чем более очевидным бывало то, что чудеса сотворялись им, тем смиреннее он старался приписывать это другим. Вот один из примеров. Однажды он двигался по дороге, а на шее у него висел золотой крест, в котором были мощи блаженной Марии Девы или блаженного Мартина. Недалеко от дороги заметил он горящую хижину бедняка; она была покрыта, по обыкновению бедного люда, листьями и ветками – тем, что хорошо горело. Несчастный с женой и детьми метался вокруг и кричал что-то, заливая огонь водой, но тщетно. Огонь разгорался, и остановить его было уже невозможно. Но Григорий поспешил туда, поднял крест пред языками пламени, и вид святых мощей остановил пожар, так что даже те части, что были уже охвачены огнем, больше не горели.
(Там же.)

Количество братии в Мармутье не превышало 80 человек, но когда святой Мартин умер во время молитвы, на его похороны пришло около 2000 монахов, такую удивительную славу подлинного наставника имел этот человек, открывавший Европе традицию восточного наставничества-старчества.

О посмертной славе святого говорит множество храмов и поселений, носящих его имя. Его жизнь вдохновляла людей стремиться к свету, даже когда на твоём пути немало препятствий. Хотя восточная традиция не была новостью для тогдашней Галлии, где прежде трудился святой Ириней Лионский (ученик Поликарпа Смирнского, ученика апостола Иоанна Богослова), но, как говорил старец Софроний Сахаров, – каждое новое поколение людей нуждается в примерах подлинности, красоты и святости своего времени, чтобы прежние подвиги ушедших веков не казались людям похожими на сказку.

В этом и была миссия Мартина Турского – возвращать людей, даже слышавших о христианстве, к глубине и красоте предания и настоящести, когда основанием духовной жизни становится встреча с Богом.

Кто-то из древних аскетов Египта говорил, что Богу каждый угождает тем даром, который имеет. Давид писал псалмы, Авраам принимал странников, Моисей заботился о народе — но каждый равно угодил одному Богу, Который смотрит на склонности душ человеческих. В Его мире есть место и уединённому молитвеннику и социальному служителю, и всем людям, только бы они стремились к добру и свету.

Прозвище святого Мартина, которое сохранила история, было – «Милостивый». Однажды, ещё будучи не монахом, но воином, он увидел обнаженного бедняка и, мечом разделив свой плащ на две половины, отдал несчастному. В то время половина экипировки воина осуществлялась за счёт его личных средств, а половина – за счёт казны. И он отдал свою половину. Ночью ему приснился Христос, окутанный половиной его плаща. Как тут не вспомнить слова Христа “что вы сделали одному из малых сих, то сделали Мне”².

Мартин и в епископстве продолжал заботиться о всех нищих и больных, увечных и голодных, за что народ и звал его Милостивым. Святой желал деятельного служения и умело совмещал это служение с высоким аскетизмом. Впрочем, аскетика и должна служить возрастанию любви, а без этого она не имеет цели.

Ведь в истории церкви и святые аскеты славны не аскетикой, а любовью. Как говорит об этом святой Макарий Великий, все дары и способности подвижника – только внешнее проявление его сути. А глубина его открывается в подлинной любви, выражающейся в заботе о людях.

И, быть может, для нас, жителей других веков, обстоятельства такой древности кажутся чуть ли ни сказкой, но, как мудро замечал Честертон,

Сказки больше, чем правда: не потому, что они рассказывают нам о том, что драконы существуют, а потому, что они говорят, что драконов можно победить.

И жизнь святого Мартина Милостивого – ещё одно подтверждение того, что, даже когда посреди своей, уже вовсе не сказочной жизни, добрый человек встречает дракона, – то несмотря на всю мощь зла дракон всё же будет повержен в конце. Просто радость счастливого окончания всегда приходит именно в конце, а не в середине истории. Но это никак не влияет на то умение, с которым милосердный Бог ведёт всех добрых к добру.